В майский предпраздничный день вместе с председателем совета ветеранов серовской типографии Галиной Вахриной идем поздравить и вручить подарки самой старейшей работнице предприятия – Валентине Дмитриевне Черкасовой, 1927 года рождения, живому свидетелю предвоенных, военных и послевоенных лет.
– Я родилась 2 ноября 1927 года еще в Надеждинске, сегодня город Серов, в многодетной семье, – начинает рассказывать и улыбаться Валентина Дмитриевна. –
Нас было 11 детей, папа работал на заводе по станкам, а мама – в чугунно-литейном цехе. Помню, однажды надела светлую плюшевую жакетку, белый платок и пришла к маме на завод, а когда вышла из завода – у меня из белого только одни зубы были, остальное все черным-черно.
«Путевка в жизнь» от Белкина
Работать в серовскую типографию Валентина пришла девчушкой примерно в 13 лет, перед самой войной, и так как была еще молоденькой, то трудилась без официального оформления.
– Руководитель печатников Белкин сразу поставил меня на большую печатную машину (
речь идет о первом печатнике нашего города Якове Белкине, который в 1910-м году пришел вместе с братом в только что открывшуюся типографию и потом стал мастером печатного цеха; фронтовик, дошедший с боями до Берлина, – автор).
Он мне все рассказал, показал, начала печатать, а Белкин успокаивает меня: «Валя, не бойся, только не бойся». А я ему в ответ: «А я и не боюсь», так как в то время вообще не понимала, куда я пришла и за какую машину меня поставили. Быстро научилась от Белкина печатать, он несколько дней невдалеке был, а я печатаю, все хорошо, ни одной бракованной бумажки на полу не лежит (раньше каждая бумажка была под контролем и портить не разрешалось). Очень даже хорошим был человеком Белкин, его все уважали. Благодаря ему я и стала печатницей, проработала здесь всю свою жизнь и навсегда запомнила его слова «Валя, не бойся, только не бойся», – вспоминает начало трудового пути Валентина.
По рассказам Черкасовой, раньше в старых зданиях типографии туалет был на улице, печи топили дровами, а за водой ходили с ведрами на колодец. Типографскую краску, свинец, керосин – все смывали руками в ведре, сами замаранные все были и в этих же ведрах сами отмывались. Поэтому, кто приходил устраиваться на работу в типографию с накрашенными ногтями, быстро оттуда сбегали. Труд был вредным, грязным, тяжелым, все вручную делали.
Секретные ящики, 10 газет и махорка для солдат
В военные годы, вспоминает Черкасова, директор типографии
Николай Иванов предложил ей подработку, она согласилась сразу. Но оказалось, что в нашем городе в те годы была еще одна секретная типография. Валентина после работы прибегала туда к ночи, спускалась в подвал, зажигала в лампе лучину, чтобы видно было и чтобы на нее не набросились крысы, которые бегали там повсюду, и наклеивала напечатанные небольшие листочки на деревянные ящики. На этих листочках указано было, какие боевые снаряды и патроны, сколько штук и на какой фронт это будет отправляться.
– Иванов, конечно, сразу со мной провел строгую беседу, чтобы никому ничего ни слова не рассказывала. И предупредил: «Валя, не подведи меня. Если кто узнает, то пострадаешь не только ты, но и всю твою семью погубят». Я про это никогда никому уж 80 с лишним лет и не рассказывала. Но сейчас хоть несколько слов решилась сказать, – смело, но в то же время очень осторожно и кратко откровенничает Валентина.
С таким же въевшимся внутрь пожизненным страхом рассказывает шепотом Черкасова, что в те времена в типографии было очень строго, не разрешалось категорически выносить из типографии ни одной бумажки. Одна работница вынесла небольшую пачку газет, может штук 10, а другая… сдала свою коллегу органам. Женщину эту посадили на 3 года, а троих ее детишек поместили в детский дом. Все плакали тогда и жалели женщину за столь суровое наказание.
– Во время войны у папы брала махорку (самосад-табак, сами рубили его), да в маленькие мешочки насыпала, как кисеты делала, – меняет тему разговора Валентина Дмитриевна. –
Знакомые скажут, во сколько на вокзал эшелон с солдатами прибывает проездом, бегу туда. А раньше вагоны-то не такие были, не пассажирские, а телячьи, деревянные, с большими проемами-окнами. На перроне охрана стоит с ружьями, а я шустрая, смелая была, все равно оббегу где-нибудь, то под вагонами пролезу, а один раз и на крышу забралась. Бегу и солдатам мешочки с махоркой кидаю. Солдаты в вагонах потом кричат: «Дочка! Спасибо!» Охрана в меня не стреляла, нельзя было стрелять, только хватала и отталкивала, если попадусь им в руки, да уж больно мне тогда хотелось солдатам мешочки с махоркой передать…
В войну работала, но не «Труженик тыла»…
Все военные годы Валентина Дмитриевна работала в типографии. Но почему-то в трудовой книжке запись о приеме на работу стоит только с 1947 года. Как она говорит, маленькая тогда была, глупая, ничего не понимала, что потом пенсия будет, стаж нужен официальный, каждый не только год, но и месяц в этом вопросе важен. «Ветерана труда» она заработала, а вот звания «Труженик тыла» у нее нет.
– Потом хотела восстановить все подтверждающие данные, – поясняет Черкасова, –
но в типографии все документы архивные хранились в подвале, там наверняка и Приказы начальников были, и бухгалтерские отчеты с зарплатами. Подвал однажды затопило и все бумаги пропали. Я и в городской архив ходила, но там тоже никаких наших документов не было. Сказали в Свердловск писать, да подруги мне сказали, что уже много лет прошло, ничего не добьешься и в живых-то уже никого свидетелей нет, я и махнула рукой… Хотя всю войну, всю жизнь проработала в типографии, за исключением ухода в декрет. Да еще и дом у меня сгорел, вообще ничего не осталось, все пожар унес с собой, ни документов, ни семейных фотографий, ни истории, ни вещей, ничего не осталось. Полжизни по чужим углам да съемным комнатам скиталась с семьей. Спасибо родителям Зины Вшивцевой и Зине Чекановой, нашим работникам, за приют. И спасибо большое Купцовой (
Ирина Ильинична Купцова, в 1970-1980-х годах работала директором типографии, – автор),
выхлопотала мне жилье недалеко от типографии в деревянном двухэтажном доме. Купцова меня любила и все время хвалила меня, если что-то срочно надо напечатать, я всегда остаюсь после работы и отпечатаю. Очень мне Купцова нравилась, очень.
За посещение церкви – наказывали
В Бога верить Валентину еще с детства приучили. Сначала она с мамой ходила в старую, еще деревянную Ильинскую церковь, потом одна ходила.
– В те годы это не поощрялось, ходила в церкву тайно. Но кто-то прознал, меня и ругали, и отчитывали, и воспитывали, и даже наказали. Как наказали? Однажды за поход в церковь лишили меня трети 13-й зарплаты. Я даже помню, получали мы 94 рубля, а меня на 30 рублей наказали за веру. А я все равно ходила. Потом уж к отцу Луке, когда тяжело было, в гости домой к нему приходила, он меня выслушает и присоветует что. А уже на пенсии и в наш Спасо-Преображенский храм приходила всегда и лет семь там прислуживала свечницей, следила за свечками, что батюшка Сергий скажет, то и делала, чистила, мыла, воду святую разливала, веточки вербы освященные раздавала, – вспоминает Валентина Дмитриевна.
Секрет долголетия
На мой вопрос: «В чем ваш секрет долголетия?» Валентина Дмитриевна сначала не знала, что и ответить, а потом эмоционально, с надрывом сказала:
– Какой секрет долгой жизни? Мне 97 лет… Работала всю жизнь с детства. Все работала, работала, работала… Никогда не отказывалась от любой подработки и переработки. Попросят, работаю и смену, и две, и в выходные, и в праздники. Грядки копала, картошку сажала, дрова пилила и колола. Приходилось и впроголодь жить, и одеть было особо нечего, и поесть особо нечего. Хотя, в молодости были и голодные, и холодные, а все равно на танцы после работы бегали, весело было жить. А сейчас и покушать есть все, а почему-то и не знаешь, что бы поесть… И веселье куда-то исчезло. Какие секреты? Что я в своей жизни-то видела? Работала всю жизнь. Нет у меня никаких секретов.
«Валя, не бойся, только не бойся»
Эти слова, сказанные в далекой молодости Валентины руководителем печатников
Яковом Белкиным и ставшие девизом, вспоминает она всю жизнь. И рассказывает, что до 93 лет была «совсем самостоятельной женщиной». Сама ходила в магазины, сама прибиралась, окна мыла, обеды вкусные готовила.
– А 4 года назад пошла за хлебушком и меня машина сшибла. Простила я того мальчика шофера, а сама очень надолго слегла, лежачая была совсем, и у сестры временно жила, ноги отказали, думала, уже и не встану... А потом вот потихоньку научилась с ходунками по своей квартире передвигаться, пусть кое-как, но сама. После той аварии и слышу совсем плохо, а самое страшное – разом ослепла очень, совсем плохо сейчас вижу. Жить долго это хорошо, немощной быть плохо, устала, – признается Валентина Дмитриевна.
… И с этими словами, глядя подслеповатыми глазами на свои пальцы, начинает их загибать: «Январь, февраль, март, апрель, май уже. Вот… Потом июнь, июль, август, сентябрь, октябрь. Даст Бог, если доживу до ноября, то мне 98 лет исполнится, надо же».
Валя, не бойся, только не бойся!
Андрей Гребенкин, «Глобус».