«Что вы все врете?!»

Продолжается работа по сбору материала для второй книги (продолжения) «Нас гнали этапом…» Уважаемые серовчане, у вас есть возможность до декабря поделиться историей своей семьи, рассказать о родственниках, которые попали на Урал в качестве спецпереселенцев, оставить память о них в печатном издании. 

По всем вопросам приобретения первой книги «Нас гнали этапом…» и сбора материалов для ее продолжения (воспоминания, фотографии, документы и т.д.) обращаться к М.А. Демчук (8-950-1942-641) в Центральную городскую библиотеку им. Д.Н. Мамина-Сибиряка.  
С одним из рассказов, который войдет в новую книгу, вы можете познакомиться сегодня. Это воспоминания Ариты Ивановны Хотченко, записанные с ее слов.

«Что вы все врете?!»

В детскую память врезалось: мне было, наверное, лет шесть, когда меня хлестанул комендант и попал в плечо… верите, нет? – вот такой был шрам (показывает толщину пальца) и кровь. Мать так плакала, так плакала. Он сам был «метр с шапкой», как говорится; лицо его я не запомнила; запомнила только, что маленького роста, а галифе у него, наверное, было метровое и начищенные прямо до зеркального блеска сапоги. И я помню, он всегда с хлыстом ходил. Мы, дети, его боялись, как огня. Он только появился где-то, кто-то замешкался – и он не глядя бьет, на лицо попал, так на лицо... Парню одному чуть глаз не выбил. Но тогда на это никто не обращал внимания. Так и жили мы, дети «врагов».

В 1930 году в марте нас привезли на Еловку… За что раскулачили? У дедушки с бабушкой (с материнской стороны) было 9 детей! 5 мальчиков, 4 девочки. Родом они из Крыма, поселок Зуя, Симферопольский район. Сейчас у меня брат в Симферополе живет. Раньше царь давал на мальчика землю, уж не знаю, сколько. У них было 2 коровы, 2 лошади, дом был; к нему пристраивали да пристраивали, в результате получился хороший большой дом. Всю зиму работали: возили рыбу в Симферополь на продажу, а летом в поле, сами все выращивали. Мать еще говорила: «Нас тогда освободили от рабства». Как сейчас ее помню, я классе в 1 или 2 тогда училась. Историю мы проходили, про рабов я знала. Говорю ей: «Ну какая ты была рабыня?» А она: «Мы в 4 утра уже ехали на подводе в поле, возвращались уже в 7-8 вечера. А они сидят на скамеечке и лускают семечки, отдыхают уже, а мы все работали». Вот такая семья.

Старший сын, Иван, был церковный староста. Это же общественная должность была. И, когда приехали снимать кресты с церкви, он не дал. Сказал: «Пока я живой, вы эти кресты не снимете!» А через две недели их всех раскатали. Всех! Оставили только отца с матерью и еще старенькую бабушку. Одна дочь попала на Беломорканал, наши вот сюда попали, на Урал. Еще одна дочь, Тоня, тоже попала на Урал, только на юг области. Она потом сбежала и вышла замуж за парня, с которым встречалась еще в юности. Он был военным, жили в Таллине, когда началась Великая Отечественная война. Тоня приезжала к матери в деревню, рассказывала, как было страшно, когда их эвакуировали. Семьи военных отправили на двух теплоходах. «Мы-то успели еще выскочить, а другой теплоход, который за нами шел, утонул». Вот такая у меня тетушка. А другая тетушка тоже сбежала, потому что у нее было двое мальчишек, но они оказались вместе с отцом – и даже не в этом поселке, а где-то в другом месте. Ее сослали, а муж с двумя детьми остался. Она сбежала к ним и потом еще одного родила. А двое старших сыновей погибли во время войны, они воевали с немцами. Один из дядей, по материнским воспоминаниям, находился в рудниках, что в Иркутской области, другой в Якутии. Вот так всю семью раскидали.
Мама с мужем оказались на Новой Еловке. К этому времени у них уже был маленький сын (мой брат, который родился в январе 1929 г.). А выслали их в марте 1930 г. Высадили на полустанке под названием 24 км. Это на полдороге между лесоразработками и Сортировкой. Сейчас этой остановки нет, там аккурат деревня была, Старая Еловка. Высадили - по грудь в снег. Состав ушел. И все. Они остались. И только вечером за ними приехали, отвезли на лесоразработки. Там стояли «австрийские казармы», как это раньше называлось: барак, трехэтажные нары, две «буржуйки». Барак громадный, печки-буржуйки всего две, холодрыга. Там брат мой (ему пошел второй годик) и простыл, и его с матерью отправили в деревню Еловка к Контяевым. Мама все время вспоминала их с благодарностью. Хорошие люди попались. Самую теплую комнату отдали им с маленьким. Едой помогали: молочка давали, и мяска давали, чтоб ребенка вытащить… В общем, остался брат живой (ему вот 92 года будет).

А мы жили в деревне. Куда-то матери надо сходить – крадучись. А мы все лето собирали ягоды, сколько можно было, столько и собирали. Это у нас работа такая была, мы летом не отдыхали. И мать, крадучись, ходила на базар – пешком, за 18 км - продавать эту ягоду. На вырученные деньги покупала хлеб… ну, что там нужно было… Вот так и выжили мы. Все время работали, работали, работали… Да еще платила она 180 рублей налог – это в то время такие громадные деньги, я даже не знаю, в какие суммы их сейчас перевести… и платила она, бедная, платила. И мы все лето работали, как проклятые. Старшего брата забрали в армию, он служил на границе с Китаем. После службы он уехал сразу в Крым. Старшая сестра вышла замуж. Остались мы двое с Сашей, вот и вкалывали, как говорится… И каждую копейку зарабатывали. Помогали матери, не оставляли ее – и она нас не оставила.
Так и жили в бараке – тот самом, который родители построили своими руками, когда их вместе с другими привезли и выкинули в снег. Сначала жили в этих «австрийских казармах». А к декабрю они уже построили жилье на 4 человека. Этот барак и сейчас еще стоит – представляете, насколько крепко строили? Потом мать выкупила половину дома (одна комната и кухонька). Мы привыкли к этому дому, там вот и жили. 
Мама работала уборщицей в школе, и хлеб пекла, и топила баню, и на вошебойке… наверное, и слова-то такого не знаете? – там так надо было топить, чтоб одежда чуть ли не горела. Ну, и мы, конечно, помогали. Пятница – это был женский день в бане, а в субботу – мужской. И мы вручную таскали воду из речки. Мать сколько раз просила: дайте хоть лошадку воды привезти. Не дали. И вот мы втроем: мать, Саша и я на всю деревню таскали воду. Деревня тогда очень большая была, никого еще не отправляли, и вот, на всю деревню… Да еще в гору поднимались. Ой, я как вспомню!.. Как пятница наступает, с ума сходишь… тут еще эта вошебойка! Но к вошебойке подвозили дрова. Тут мы не таскали. Дрова подвезут, мы их просто сгрузим и потом топим. Наработались мы!.. Но выжили. Да еще и образование получили. Как мать нам вложила это в голову, что нужно учиться… У нас и дети выучились, и внуки…
В Еловке была своя школа, я там училась 4 года. Вначале была 4-летка, потом стала 7-летка, потом 8-летка. 8 лет - это полное образование. А за 9, 10 класс уже надо было платить. Мать за Сашу платила за 9 и 10 класс, а за меня - только за 9 класс, а на другой год сделали всеобщее 10-летнее образование, так что я последний год проучилась бесплатно. Мы учились хорошо, старались. Да мы и везде старались, потому что с детства привыкли работать.
Было дело в младших классах. Пошла в школу в новеньком платьице. Мама сама сшила или, может, выменяла, чтобы было платье к школе. Мама у нас была рукодельница. Сестре сама шила одежду. Мы в то время не больно внимания обращали на наряды. Все такие были рядом! Я была очень шустрая. В каждой дыре затычка! И звали меня «атаман». Полезла через забор – и зацепилась. Как меня мать наказывала за это дело! Полдня в воскресенье просидела в чулане!
Обуви у нас толком не было. Зимой – валенки дырявые. Дыры огромные, а подшивать было некому. Мы дырки затыкали сеном и так ходили. Туда и снег набивался, и что угодно набивалось. Фуфайки, пальтушки драные, штаны драные… Все были ровня, никто никого не чурался и вида своего не стыдился. Одна только девочка в классе у нас была такая… изнеженная.
Весна наступает – радость: зелень пошла. Щавель собирали, потом еще в лес уходили – там такие «свечки» на соснах, вот и питание было. Землю перекапывали; если найдешь перемерзшую картошку, радости было – не знаю сколько, потому что мать с этого делала оладьи. Потом уж, когда нас «раскрепостили», мать держала и свинью, и телочку купила, и куры у нас были, стало полегче. Но зато такой налог был, кошмар!.. 360 яиц надо было в год сдать – это в обязательном порядке. Не помню, сколько надо было сдать сливочного масла, но доходило так, что мать соберет сколько масла, поедет сдавать, потом это же масло покупала и опять же сдавала его, чтобы получить квитанцию. Потом до меня дошло… У коровки в основном один теленок рождается, а ведь надо было две шкуры сдавать. Мать эту шкуру покупала и сдавала. А куда деваться? Налоги-то надо было платить. 
Не жалели их, нисколько не жалели. Хоть вроде уже и отпустили, но они все равно «враги народа» были… Конечно, все поуезжали, а нам некуда ехать было. У нас отца не было. Вначале весь поселок состоял только из спецпереселенцев, наверно, не одна тысяча. Я помню в детстве: горело общежитие. Оно находилось за рекой, в нем жили холостые. Я так была напугана этим пожаром, что на всю жизнь запомнила. Не помню, сгорел там кто-нибудь или нет, но я была очень сильно напугана. Поселок среди леса, а лес такой еще нетронутый. Ночью выйдешь в туалет – слышно летом, как медведи орут. Так страшно было жить! В лес боялись ходить. Ходили по ягоды только гурьбой по 4-5 человек, кричим, орем, что это мы идем…

Как-то я, уже позднее, попала в больницу, соседкой оказалась женщина тоже из ссыльных, и мы с ней развспоминались, разговорились. А третья оказалась женой начальника участка. Она встала перед нами руки в боки:
 - Что вы все врете?! Никто вас не хлестал, никто не заставлял работать! Врете все!
Что ответишь на это? Я говорю:
- Слава богу, что Вы ничего этого не знали.
В 1948 году отменили комендатуру. Мне тогда было 8 лет. Маме выдали такую бумагу, в которой написано, что мы свободные – мать, отец (хотя отца уже не было с нами), мы, дети. Потом мы уже узнали, что некоторым людям была денежная компенсация за то, что пропало имущество, и мы тоже много чего потеряли в Крыму, но мать сказала: 
- Не вздумайте ничего писать! Не нужны мы были государству – вот и не просите, тем более, что вы уже сами на ногах стоите. 
И мы никаких документов не подавали, и никто ничего не писал. Хотя брат у меня живет в Симферопольском районе, г. Белогорск.