"Похоже, Россия возвращается к крепостному праву"

Фермер Василий Мельниченко рассказал Эльвире Горюхиной ("Новая газета") о том, почему государству выгодно исчезновение деревни ...Мое знакомство с Василием Мельниченко произошло в 2001 году. Он был единственным, кто присылал из года в год статьи о деревне на конкурс «Журналистика как поступок», ну а я была в жюри. Эти статьи — не только хроника уничтожения крестьянской России, но и программа ее спасения. Путь, пройденный Мельниченко, — отражение судьбы всего современного российского крестьянства. Убежденный в том, что в отдельно взятом районе можно построить человеческое счастье, основанное на самоотверженном труде, он сумел на месте брошенной деревни создать многоотраслевое хозяйство. Добровольное объединение людей, которые обязаны своей новой жизнью самим себе. Подходило десятилетие этой жизни. 2 сентября 1998 года в село вошли 200 так называемых «казачьих штыков». В 1999 году хозяйство «Рассвет» было сожжено, уничтожено. Мельниченко стоически смотрит на то, что случилось с делом его жизни. Говорит: «Время было такое». Но вот то время ушло — а проблем у крестьян не убавилось. Напротив, их гораздо больше стало. Мельниченко это не останавливает. В своем родном селе Галкинском он остается с теми, у кого есть дар и желание работать на земле. Он верит в российское село. Он, если хотите, — философ и теоретик современной сельской жизни. И вместе с тем — тонкий, продвинутый практик. Василий Мельниченко уверен, что наша деревня может и должна стать самым притягательным местом для жизни человека. И вот как он рассказывает о ней.  

Рассвет

^{Мельниченко в родном селе Галкинское. Фото: РИА Новости}

Сельскохозяйственный кооператив «Интерьер» поселка Рассвет был одним из первых кооперативов в России. Действительно одним из первых, в 1988 году он организовался на частной основе, не на государственной. Собрались люди, которые хотели именно работать: такие цеховики, которые любили свободный труд, которые хотели проявлять инициативу.

Про таких говорили: «Золотые руки, но пьет». Вот я таких и набрал. Тогда же само слово «кооператор» было почти ругательное.

Каким-то образом нам удавалось договориться, что мы хоть на какое-то время водку забываем, и через несколько лет эти люди вообще не пили. Это первые были участники кооператива. И вторые, как ни банально, были бывшие зэки, которым тогда устроиться на приличную работу было почти невозможно. Я не говорю, что им эта работа нравилась, но это был последний шанс. К нам бывшие зэки с семьями переезжали. Тем более что мы начали комнаты делать, чтобы было где поселиться, жить и работать. И, конечно, привлекала заработная плата. Мы начали с производства подвесных потолков, почему и название такое — «Интерьер». Выпускали также декоративные панели, строительные материалы… Мы заработали деньги, и уже в 1989 году, буквально через год, нас попросила районная власть взять в аренду брошенное хозяйство поселка Рассвет. И таким образом мы стали сельскохозяйственным кооперативом. Но я был настроен на многопрофильность, чтобы люди деньги зарабатывали, и — на прибыль. Но также мы хотели быть красивыми и по молоку, и по мясу, и по всему. Хотели быть лучшими. У нас всего было 500 голов КРС (крупный рогатый скот), из них 200 голов — дойное стадо. У нас, единственных на весь район, были свободные деньги, у нашего кооператива. Мы обновили стадо. Поменяли больной скот, закупили новый. У нас через год появилась ферма лошадей дополнительно. И свиноферму мы сделали. Это то, что касалось сельского хозяйства. А параллельно шло все остальное: у нас появились пекарня, кондитерский цех. Со временем — цех по переработке рыбы. Год за годом мы вводили новые производства. И не связанные с продукцией питания — деревообрабатывающий цех, мебельный цех. Тогда это было благостное просто время для развития малых форм хозяйствования. Мы имели рынок необъятный и зарабатывали неплохие деньги. А тут как раз подоспело большое переселение наших народов. Первыми к нам из Тирасполя приехали, из Абхазии были семьи. Потом — в буквальном смысле делегации из Казахстана, Киргизии, Таджикистана. И вот сформировался поселок Рассвет. Мы все были воспитаны на коммунистической морали, поэтому в 1992 году мы объявили, что у нас образцовое коммунистическое хозяйство. У нас хватало денег.

Мы такую прибыль получали, что хозяйство построило за свои деньги четыре с половиной километра асфальтовой дороги. А до этого не было дороги до поселка. Мы могли содержать самостоятельно школу, фельдшерский пункт, клуб, детский сад. Ни сельсоветовских, ни государственных денег мы не просили.

Достаточно было и на зарплату, и на все. Люди просились к нам из соседних деревень, из соседних городов приезжали работать. Все было интересно. Но все интересное когда-то должно заканчиваться. И с 1998 года история поселка Рассвет начала останавливаться… Время было такое. Если бы только мое одно хозяйство исчезло!.. Мы и так держались до последнего.  

Куда уходит деревня?

Задача Российской Федерации: обезлюдеть сельские территории. Чем меньше там будет проживать людей, тем проще будет развивать добывающую промышленность. Не надо согласовывать бурение ни с кем, не надо согласовывать прокладку труб. Куда хочу, туда и кладу. Если в корень посмотреть, то это отличная ситуация для сдачи таких территорий в концессию международным синдикатам. То есть чем меньше людей, тем лучше. Но есть и опасность: на землю без людей приходят люди без земли. И, так или иначе, эти территории заселят другие нации, другие народности. Такая может быть перспектива страны. Мы переживаем, что китайцы приезжают работать, но это же государственная политика такая. Для меня будет высокий процент кредита… чтобы я на этой земле не работал, а китайское правительство для того, чтобы китайский крестьянин, рабочий, вообще любой житель переезжал в Россию работать, — выделяет немалые деньги. Под 1% кредит на 30 лет на закупку тракторов, машин, оборудования. И поэтому мы слышим, что китайцы лучше нас работают. Хотя я не верю в это, я знаю, что я работаю все равно лучше. У меня есть земля, я готов произвести продукцию, у меня есть опыт, руки…

Я готов увеличить в четыре, в пять, в шесть раз производство. Я готов к тому, чтобы полностью мое село было обеспечено работой и работало. И я настаиваю: семейные фермы имеют такое же право на существование, как и крупные агрохолдинги.

Ведь что такое крупный холдинг? Это 100 миллиардов рублей взято в банке под низкий процент. Ушлые менеджеры, как они говорят, «эффективные», поехали, скупили землю или взяли ее в аренду. Построили по датской технологии мощный свинокомплекс. Бесспорно, они имеют право на жизнь — но никакой пользы для окрестных сельских территорий от них нет. Ни работой людей не обеспечивают, ни налоговая база не увеличивается. Если бы эти 100 миллиардов рублей были направлены на развитие небольших ферм, тогда можно было бы тысячу сел обеспечить работой. Мы, наверное, произвели бы столько же продукции, сколько этот комплекс производит. Я допускаю, что на 3 рубля или на 5 этот килограмм был бы дороже. Но россияне, наверное бы, предпочли есть мясо с этих малых ферм, потому что там — гарантия, что никаких анаболиков в мясе нет. Там мясо росло бы по биологическому циклу — за 180 дней выходила бы свинья. А мясо по датской технологии растет за 90 дней.

Как спортсмен на анаболиках — раз, и мышцы за две недели появились. Я не специалист в этом деле, не врач, но я бы лично не ел такое мясо.

И главное: мы лишаем счастья, мы лишаем работы тысячи сел и деревень. Они обречены на исчезновение из-за этих агрохолдингов.  

Сколько стоит это счастье

^ТАСС

У меня осталось три механизатора предпенсионного возраста. На праздниках был в Курганской области в хозяйствах, в наших районах. Приезжаю в хозяйство Куровское, 9 тракторов, 3 комбайна — и один тракторист остался. И больше не будет. Никто их не учит, СПТУ закрыли. С сельского хозяйства совершенно незаконно, несправедливо сдирают дорожных сборов на 30 миллиардов рублей в год. Эти деньги вменены в стоимость ГСМ. Но ни комбайн, ни трактор не ездят по дороге! Нельзя этот сбор с них брать. Тем не менее берут. Если мы возьмем минеральные удобрения: на Западе наши олигархи хвастаются, что в России себестоимость одной тонны калийных удобрений — 60 долларов. А нам-то по тысяче долларов продают! Мы где-то 15—20 миллиардов рублей переплачиваем за удобрения. Этого не должно быть! Если взять электроэнергию: в три раза больше сельскохозяйственные производители платят за электроэнергию, чем в среднем промышленность России.

Мы — низшая каста для России, я так понимаю.

А как вести скот на убой — это отдельная песня! Целая череда государственных постановлений направлена на уничтожение ЛПХ — мелких хозяйств. Постановления правительства определяют, что забивать скот, выращенный в личных подсобных хозяйствах, можно только на лицензированной бойне. Но прежде, чем принять постановление о забое на лицензированных бойнях, государство именем Российской Федерации… ликвидировало все бойни, которые были. И больше того: фермер не может просто ехать на эту лицензированную бойню на своем транспорте, он должен для этого найти лицензированную машину. Иначе его оштрафуют. Если он купит мешок селитры, не имея разрешения на перевозку взрывоопасных веществ, — его снова оштрафуют.  

Крепостничество — судьба России?

^{Уборка картофеля на поле в одном из фермерских хозяйств. Фото: РИА Новости}

Зачем российской политической системе нужно, чтобы русские люди работали? Это в общем-то некомфортно…

Чувство великой нации будет просыпаться, только когда все россияне будут безработные. А работать будут мигранты — но они не смогут голосовать. Это уникальная крепкая политическая система: мигрант не может потребовать ничего, потому что его можно в течение часа отправить домой, а гражданин страны — он в принципе никто и ничто.

Его задача — раз в несколько лет прийти и отдать свой голос. Самое хорошее лояльное общество, оно зависимо. Рабское общество. Кто знает русскую историю, тот должен изумляться: как же так, вольные великие россияне стали рабами? Как? Их никто не завоевывал, их никто не уводил в это рабство. Они на месте стали крепостными. Их сделали рабами их же соотечественники. Сосед соседа начал эксплуатировать. И такая система прожила долгие века. И она вроде как всех устраивала.

И сейчас примерно то же. Если вы возьмете любого ипотечника, особенно в областных центрах или не дай бог в районных, — это уже раб!

Я думаю, что Россия возвращается к крепостному праву. Оно, может быть, примет чуть-чуть другие формы, и название будет у него не такое унизительное, но сами взаимоотношения будут такими же. Притом что основная масса населения опять, как и когда-то вольные хлебопашцы, сама согласилась на такое существование. Населению, если оно хочет жить, надо научиться избирать свое местное самоуправление.

Ни министр Ткачев, ни даже президент Российской Федерации не имеют права вмешиваться в дела местного самоуправления. Потому что это будет нарушение конституционного строя. Так чего же мы этим не пользуемся?

Я имею максимум 10—15 примеров, когда нормальные депутаты боролись, добивались и побеждали (вы не поверите!) даже «Газпром». Одной левой. Потому что 9 из 10 были настоящие народные депутаты сельского поселения. Только потому добились, что сказали: «Мы депутаты вот этого села. Мы обязаны людям сделать то, что обещали». Текст: Эльвира Горюхина/ "Новая газета".