Почему в одних странах не боятся говорить о болезнях первых лиц, а в других боятся

В Кремле раздражены регулярным обсуждением здоровья президента Владимира Путина в СМИ и блогах. «Надоело объяснять. Никакого смысла в этом больше не вижу», — сказал во время визита президента в Турцию его пресс-секретарь Дмитрий Песков по поводу публикаций западных СМИ о больной спине Путина. Официальная кремлевская версия — спортивная травма. Но Кремлю приходится еще и корректировать информацию о тяжести травмы, например опровергать сообщения о том, что премьер-министр Японии Сихико Нода отложил свой визит в Москву из-за «плохого самочувствия президента России». Обыватели, местные и зарубежные СМИ всегда следят за здоровьем политических лидеров. Однако степень внимания и готовность властей говорить об этом зависит от политического режима. Практика информирования граждан о состоянии здоровья первого лица сложилась не сразу: в 1919 г. Белый дом скрывал длительное лечение президента Вудро Вильсона. Зато болезнь Франклина Рузвельта не была секретом для американцев: Рузвельт заболел полиомиелитом еще в 1921 г. и стал инвалидом, что не помешало ему победить на президентских выборах в США в 1932 г. и трижды переизбраться. Правда, он не любил, чтобы его фотографировали в инвалидном кресле. Сейчас в США кандидат в президенты обязан представить справку о состоянии здоровья. Но и в других государствах Запада в последние десятилетия не принято скрывать болезни политиков. Президент Франции Франсуа Миттеран в октябре 1994 г., за год до окончания полномочий, рассказал в интервью, что у него рак простаты и он перенес две операции по удалению опухоли. В августе 2010 г. пресс-служба Елисейского дворца опубликовала бюллетень с результатами обследования Николя Саркози после его госпитализации во время пробежки. Политики понимают, что их истории болезни скорее рано, чем поздно, станут достоянием гласности, а попытка скрыть информацию ударит по репутации больнее, чем ее открытая публикация. Кроме того, в странах с устоявшимися демократическими институтами первое лицо — прежде всего функция, пусть и значимая. Выбывшего политика, как бы ни был он популярен, заменит согласно устоявшимся правилам игры его ближайший соратник. Имя которого, как правило, заранее известно. Даже тяжелая болезнь лидера не обернется катастрофой для его партии. Иная ситуация в странах с персоналистскими режимами, где позиции бюрократических группировок, гарантии собственности и стабильность ситуации зависят не от институтов, а от лидера. Данные о недугах авторитарного лидера грозят нарушить сложившийся баланс, породить обострение подковерной борьбы между властными кланами за передел сфер влияния и кандидатуру преемника. Болезнь правителя не только напрямую сказывается на прочности вертикали власти, она разрушает сакральный образ «отца нации», на который обычно работает пропагандистская машина. Крепкое здоровье лидера — символ незыблемости олицетворяемого им государства. Публичная демонстрация физических кондиций — часть кампании по сакрализации. Отсюда заплыв 73-летнего Мао Цзэдуна по Янцзы в 1966 г. накануне культурной революции и иракского диктатора Саддама Хусейна через Евфрат, хоккейные и лыжные баталии Александра Лукашенко, спортивные телесюжеты с Путиным. Отсутствие информации о здоровье лидера или недомолвки, особенно при современных коммуникациях, порождают противоречивые, подчас фантастические слухи о недугах первых лиц. В частности, на рубеже 1990-2000-х гг. циркулировал слух о том, что Хусейн отошел от дел из-за рака желудка, страной правит его сын Кусэй, а на экранах появляется двойник. Поскольку политика и экономика такой страны во многом зависит от решений одного человека, повышенный интерес к его здоровью со стороны стран-партнеров, политиков-конкурентов, СМИ и простых граждан вполне объясним — это попытка снизить неопределенность. Но сам этот человек чаще всего воспринимает неопределенность как ресурс, помогающий сохранить власть. Что лучше в такой ситуации для страны — решайте сами. Vedomosti.ru