Писательница Наталья Паэгле пообщалась в Серове с юными краеведами

В минувшее воскресенье, 23 октября, в Центральной городской библиотеке имени Д.Н. Мамина-Сибиряка с горожанами встретилась писательница Наталья Паэгле. Темой встречи стала «Золотая лихорадка в произведениях Мамина-Сибиряка».

В 2022 году исполняется 170 лет со дня рождения Дмитрия Наркисовича. А Наталья Паэгле и ее супруг Вадим Осипов совместно работали над созданием книги о писателе, вошедшей в серию «Жизнь замечательных уральцев». Книга о Мамине-Сибиряке была издана в 2017 году, к его 165-летию.
Наталья Михайловна рассказала пришедшим, как трудилась над книгой:
– Очень много работала в архивах, не только Свердловской области, но и Москвы, Санкт-Петербурга. Когда работаешь с подлинными документами, написанными рукой Дмитрия Наркисовича (его письма, дневники, записные книжки, рукописи и другие всевозможные документы), то погружаешься в ту жизнь, которую он прожил. Я - не любительница перед тем, как садиться за написание, читать уже написанные книги. Считаю, что каждый автор имеет свое право на изложение и трактование той темы, за которую он берется. Для меня очень важным было узнать, каким был Дмитрий Наркисович, но не по книгам, особенно, написанным в период советской власти. Поэтому пришлось погрузиться в изучение архивных документов. 

Паэгле отметила, что ей было важно почитать произведения, опубликованные в журналах 19 века. Чтобы посмотреть, в какой культурной среде был Мамин-Сибиряк, кто вместе с ним публиковался в журналах, какие редакторы работали с писателем, как он работал с издателями. 
Также автор труда о Мамине-Сибиряке занималась изучением критики на произведения писателя, публикаций, написанных при жизни Дмитрия Наркисовича или сразу после его смерти. 
Наталья Паэгле пояснила, почему ей было важно изучить публикации не советского периода:
– Книги советского периода несколько идеологизированные, потому что иначе просто было нельзя. 
Перейдя к теме встречи, «золотой лихорадке», Паэгле напомнила, что впервые золото на Урале было открыто в 1842 году. 
– Часто термин «золотая лихорадка» мы применяем к Америке. Но здесь была такая «лихорадка», что Америка, как говорят, отдыхает, – заметила автор книги о Мамине-Сибиряке. – Шли дикие раскопки золота, каждый мечтал найти свою золотинку, чтобы разбогатеть.
Наталья Михайловна продемонстрировала фотографии диких раскопок золота на Урале. Показала, как выглядели люди, которые занимались поиском золота. Мамин-Сибиряк отразил эту работу в «Золотухе». 
- Он описал, что труд всех членов семьи утилизировался в замечательной последовательности, даром не пропадала ни малейшая его крупица. Приисковая тяга не миновала ни чьей головы, - отметила Наталья Михайловна.

Паэгле считает Мамина-Сибиряка очень актуальным для нашего времени человеком и писателем:
– Не только потому, что золото и сегодня добывают. Он отразил исторический период перехода от крепостного права к капитализму. Мы в 90-е годы что пережили? Переход от социализма к капитализму. Там в один день вышли и объявили волю, сказали: «Теперь вы живете свободными». И люди не знали, что с этой свободой делать, как им жить дальше. И мы проснулись и все – СССР нет, советской власти нет, социализма нет, живем в капитализме. До сих пор живем не знаем где и не знаем, какой общественный строй сегодня происходит. 
Полный рассказ Натальи Паэгле можно посмотреть в видеозаписи – «Глобус» вел прямую трансляцию.

После встречи все желающие могли задать писательнице вопросы.

Вопросы от юных краеведов

На встрече присутствовали юные краеведы из 6 «Г» класса школы №14. Ребята подготовили много вопросов Наталье Михайловне.
- Вы сказали, что Мамин-Сибиряк нравится вам как человек, как личность. Что вас подтолкнуло, зацепило, что вы решили изучать именно его?
- Не раз делала акцент, что он начинал с журналистики, с репортерства. Я люблю всех журналистов. Не говорю о том, как журналистика изменилась за последние годы. Хочу сказать, что понимаю людей, которые начинали работать в репортерстве, в журналистике. Для меня это очень дорого. Очень ценно, что Мамин-Сибиряк всегда оставался самим собой. Для меня это качество бесценно. Потому что, будучи литератором, будучи журналистом, можно подлаживаться под разные течения, которые всегда существуют. Почему он остался не в главном литературном русле? Потому что он остался самим собой. Если бы он смог принять славянофильство, западничество (это как вступить в партию – вступил в партию, будешь кем-то опекаем, а не вступил – живи сам по себе). Он выбрал путь одиночки, собственного самостояния – я такой и другим не буду, сколько бы вы не хотели, чтобы я был другим. Не буду народником, не буду славянофилом, буду Маминым-Сибиряком с Урала. 
- Кем были его родители?
- Отец его был священником – Наркис Матвеевич Мамин. Он умер в 50 лет. А Анна Семеновна никогда не работала. Она была, как ее называли, очень странная попадья. Эта попадья очень много читала. Она была очень образованной женщиной. Всегда была при доме, при детях, при семье. 
- Со скольки лет вы начали писать книги?
- Вообще я начала писать с 8 лет. Моя первая заметка в газете вышла, когда мне было 9 лет. Когда я поступала в университет, на журфак, у меня было 80 публикаций. А первая книга «За колючей проволокой Урала» вышла в 2004 году. 
- Какая у вас самая популярная книга?
- Мне этот вопрос в Краснотурьинске задавали, только они спросили, какая лучшая? Если лучшая, то выберете кого я больше люблю – дочь или сына. А популярная… Мне иногда кажется, что я умру автором книги «За колючей проволокой Урала». Потому что до си пор мне люди звонят, пишут и спрашивают, где взять эту книгу, где ее прочитать? «Там вы про моего написали», «здесь вы про моего написали»… 
А в этом году Мамин-Сибиряк перебил все.
- Какое произведение Мамина-Сибиряка было самым популярным?
- Уже называла цикл «Уральские рассказы». Его очень отмечала критика. В те годы очень многое зависело от литературной критики. Сейчас у нас этого нет вообще. А тогда – как критика тебя оценила, так ты дальше и пойдешь. Сначала Мамина очень ругали - за все. Критик Скабичевский первым его ругал. Причем ругал в столичных газетах. Это были огромные газеты формата А1 (чтобы я их прочитала, мне их на тележках привозили). Подвал этой газеты, вся нижняя часть посвящена разгрому какого-нибудь произведения Мамина-Сибиряка. Какой бы Санкт-Петербургский житель не взял газету, он бы понял, что писатель Мамин-Сибиряк не существует. И этот же Скабичевский потом его признавал. Были признаны романы «Золото», «Хлеб». «Приваловские миллионы» - нет, их критика не отметила. Наоборот, раскритиковала. 
Так что, цикл «Уральские рассказы». А потом - детские произведения. 
- Хотели бы вы забыть все свои познания о Мамине-Сибиряке и снова изучать его произведения?
- Я их буду изучать до конца жизни. Нет, не хочу уже ничего забывать. Я хочу только изучать дальше.
- Вы можете себя назвать человеком, который больше других знает о Мамине-Сибиряке?
- Когда я стала писать эту книгу, общество маминоведов в Екатеринбурге пожало плечами и сказало: «Кто она такая и какое она имеет право?» Мне этот вопрос очень нравится – какое имею право? Извините меня, захочу и буду того же самого Золя изучать. Имею право, потому что я - человек. У екатеринбургских маминоведов, действительно, есть некоторая узурпированность Мамина-Сибиряка. Они считают, как они его изучили (особенно в советский период), так всегда его и надо подавать. Если бы сегодня перед вами стоял какой-то маминовед, он бы с вами так не разговаривал, как я. Поэтому они меня не любят, хотя сейчас немножко признают. 
Могу сказать, что где-то знаю больше их. Хотя бы потому, что далеко не каждый маминовед работал в архивах, это я знаю совершенно точно. Они перечитывают друг друга. И перечитывают произведения. С научной точки зрения они правы. Потому что наука твердит так – если ты не знаешь, кто написал до тебя об этом, то ты не имеешь права сам писать. Это странный подход в науке. Я - журналист. Всегда пишу то, что считаю нужным. Поэтому у нас есть некое расхождение. Всегда говорю: «Я ни на что не претендую». Знаю свою область, которую изучила по первоисточникам. Я работаю в рамках этой области, не претендуя на какое-то идеальное знание Мамина-Сибиряка.  
- После какого прочитанного произведения вам в голову пришла мысль – мне нравится этот человек и я буду его изучать дальше?
- Не было таких моментов. Как говорила одна коллега, жизнь гораздо богаче схемы. Пришлось мне писать об оперном певце – предложил Союз журналистов, сказал: «Не могли бы вы написать книгу об оперном певце?» Мы с Катей (дочь, — прим. «Глобус») делали эту книгу, потому что Катя – музыкант, а я – не музыкант. Мне было с ней легко. Мне казалось, что уже все знаю про оперу, все изучила. Потом писала про художников, изучала эту сферу. Писала про металлурга – была страшно интересна металлургия. Подробно вникала. 
Мне кажется, я такой человек, которому просто все интересно. Если мне интересно, откликаюсь. Если нет, то никогда не возьмусь. 
- Какова ваша мораль?
- Оставаться самим собой. Для меня это формула и закон.
В конце встречи школьники подарили Наталье Михайловне рисунок Серой Шейки, персонажа одноименной сказки Мамина-Сибиряка.

Взрослые вопросы

Вопросов от старшего поколения в воскресенье прозвучала всего пара. 
- Если не Мамин-Сибиряк, то какой другой писатель был бы вам близок?
- Не знаю. 
- Может быть есть кто-то, кто интересен в плане творчества?
- Я бы так разделила. Есть классика – то, что «нельзя трогать руками», можно только читать. И есть современная литература. В современной литературе очень интересуюсь творчеством Дины Рубиной. В одно время так ее начиталась, что уже не хотела больше читать ее произведения. Но мне интересна технология литературного процесса. У Дины Рубиной технология очень четко просматривается. 
Много читала Водолазкина. Точно поняла, как он пишет свои книги – совсем не так, как я. Он - филолог. У него совершенно филологические подходы. Это не значит - хорошо или плохо. 
Если говорить о классиках, то в школьные годы страшно увлекалась судьбой декабристов и декабристок. Когда поступала в университет, были очень большие знания в этой сфере. Это было удивительно и странно для сельской девочки. 
В 10 классе увлекалась биографией Есенина. Читала те книги, которые широко не публиковались. Мне их доставали в машинописных вариантах. А потом была помешана на Булгакове, очень много занималась изучением его творчества.
Это варианты. А что еще взбредет в голову, пока не знаю.
Второй вопрос прозвучал из уст поэта Николая Чеботарева:
- Вы говорили, что в советское время «иначе было нельзя» - это все правильно. А нельзя ли с любым историческим временем вывести какую-то закономерность – как журналист, у которого его собственные убеждения входят в противоречие с убеждениями его работодателя. Каким образом это сказывается на его творчестве? И как получаются люди с журналистским именем, которые могут смотреть на это свысока?
- Вопрос невероятно трудный. Сейчас объясню почему. Наверное, не дам конкретного ответа, но изложу свою позицию.
Поступила в университет в 1982 году. Была комсомолкой, пионеркой, всякой юнкоркой – совершенно советская, отличница и так далее. Ни в чем не сомневалась – не приведи Бог, все правильно в жизни было. Поступаю на журфак. Учусь и мне все время говорят – готовим из вас идеологических работников, потом вы приходите работать в орган (тогда газета подчинялась горкому партии, райкому партии), вы проповедуете линию партии. Я тоже ни в чем не сомневалась, хотя рядом были люди, которые уже в то время во многом сомневались. 
У нашего факультета был один очень хороший штрих. Нас учили преподаватели – практически все фронтовики. И они говорили нам: «Вы должны писать справедливо, вы должны писать то, что вы видите». Как будто бы уже тогда они нам намекали на то, что вы выйдете в жизнь, а жизнь будет другой. 
Сразу после университета пришла работать в «Карпинский рабочий». Для меня было потрясение мировоззрения, картина мира изменилась. Я была уверена, что живу в самом лучшем, самом богатом, самом широком государстве и так далее. И вот прихожу на карпинский завод. И картина мира меняется – вижу рабочих, которые работают, как в 19-м веке. Вижу море несправедливости, начинаю писать, что вижу. 
Чем это все заканчивается? Вот сидит моя дочь. И доходило до того, что меня шантажировали вот этой девочкой, которой тогда было 2 года, что ее украдут, что знают, в каком она садике и так далее. Чтобы я не писала то, что пишу. Меня в 24 часа пытались выселить из города. Против меня, как журналиста, первой в области завели гражданские дела. Я прошла очень жесткую школу в Карпинске. Настолько жесткую, что, честно скажу, не хотела бы больше ничего подобного в жизни проходить. 
Вчера мне карпинские дети задали вопрос – а вы честно писали? Я писала честно, потому что была молодая дура. Тогда я даже не представляла, какие последствия на себя навлекаю. На свою семью, на своего ребенка. 
В университете говорили, что в нашей стране есть свобода слова и все прочее. Тогда я поняла, что свободы слова нет, поскольку все контролировалось горкомом. Но мы опять попали на перелом исторических эпох. Началась перестройка, гласность. Стало можно все говорить. Попала в период настоящей свободы слова. Я в Карпинске возглавила альтернативную партийную организацию, мы проводили митинги и так далее. Будь другое время, меня бы там убили – это совершенно точно. 
Сейчас, когда спрашивают: «Ты будешь писать так, как есть сегодня все в жизни?» Я говорю: «Нет, не буду». Потому что в свое время столько семейного благополучия и счастья положила за то, чтобы в жизни была какая-то справедливость, но с тех пор ничего не изменилось, а стало хуже.
Сегодня, если говорить о свободе слова, то ее, в принципе, не существует – никакой, нигде. Не надо думать, что она существует в Америке или в Британии. Потому что журналист всегда зависим, как вы правильно сказали, от работодателя. Ты будешь писать так, как требует тот, кто тебе платит. В 90-е годы друзья кинулись издавать свои газеты – все они потом благополучно закрылись. Потому что наступали уже другие времена. Все равно прихлопнут, все равно закроют, все равно убьют. Потому что ты со своей правдой в этом обществе не нужен. Нужна какая-то полуправда, всегда какой-то компромисс.
Я была слишком великой максималисткой. Мне казалось, что должно быть только добро, только справедливость и ничего другого. Общество не может быть таким. Всегда есть добро, всегда есть зло, всегда есть тени. Найти компромисс между этим – очень сложно. Но снимаю шляпу перед теми журналистами, которым это удается.
Сейчас моей неимоверной гордостью является то, что на встрече в Краснотурьинске была моя юнкорка, которую я вырастила. У меня там была газета «Лестница» - молодежное приложение к «Карпинскому рабочему». Там были юнкоры. Она после меня подхватила приложение, а сейчас редактор в Волчанске. Она привезла на встречу своих ребят. 
Всего у меня в журналистику ушло 6 человек. И сегодня они все – хорошие журналисты. 
Я не знаю, как сегодня работать журналистом. Мне кажется, это безумно тяжело.
В конце встречи Николай Чеботарев презентовал Наталье Паэгле свои стихотворные сборники.