И вдруг в это око, как соринка, попадает идиотически радостная наскальная живопись в стиле «Здесь были Киса и Ося». Яркие надписи затмевают непритязательную табличку на этой скале. Место называется – Галка: речка и поселок. Речка жизнерадостно спешит через лесные дебри на слияние со старшей сестрой Каквой, как спешила и раньше. От поселка остались только заросшее кладбище и дощечка на скале.
Табличку прикрепили потомки «спецпереселенцев», в память о том, как жили и умирали в этом «раю» ссыльные в 1920-30-х годах.
Первых привезли сюда зимой 1929. Вряд ли в январе это место показалось раем бывшим жителям южных районов, лишенным самого необходимого, страдающим от уральского мороза. В качестве жилья в то время Галка могла предложить только несколько бараков, в которых раньше жили старатели, искатели золота.
НКВД-шники погнали «кулачье» валить лес и строить дома, потому что прибывали все новые и новые партии ссыльных. Не хватало жилья – рыли землянки и жили в них. Голод, холод, болезни… Южане, что они могли знать о жизни в тайге? Вокруг них было растительное богатство, которым они не умели пользоваться, да и некогда было его осваивать. Потому что из всего лесного богатства им досталось на долю валить вековые деревья с помощью пилы и топора и сплавлять стволы вниз по Какве: Надеждинский завод был прожорлив и все время требовал топлива. Тонули, застужались. Вода в Какве ледяная и летом. Умирали от голода и непосильной работы. Кладбище росло едва ли не скорее, чем поселок. На него «переселялись» в первую очередь старики и дети.
Мы прошли на заброшенный погост. Хотя, как выяснилось, не совсем заброшенный: за некоторыми могилами ухаживают, приносят цветы… Но большинство могил превратились просто в невысокие холмики, поросшие травой и толстым слоем мха; их можно отличить только по тому, что они расположены правильными рядками, уходящими далеко и глубоко в дебри… Упавшие кресты, проржавевшие оградки, ржавые звезды... На некоторых надгробиях уже нет табличек с именами. Мы остановились возле одной могилы, и мой спутник тихо сказал:
-
Посмотри, как страшно: ограда ощетинилась остриями, а вход в нее низкий и узкий, как дверь в камеру. Как будто человек и после смерти остался в тюрьме…
…Галка не казалась этим людям раем и потом, когда уже были пережиты самые страшные и трудные первые годы и поселенцам разрешили иметь собственное хозяйство. Но, по крайней мере, в начале 30-х стало легче, появилась какая-никакая механизация, больница, школа, клуб, пекарня. Поселок разросся на оба берега Каквы, а соединил обе его части добротный висячий мост… Но наступил 1937 год, и люди, однажды уже наказанные без вины, попали под новую волну репрессий…
Лучше всего жила Галка перед войной, вот только нарадоваться на хорошую жизнь не хватило времени. Как, впрочем, и всей стране. Когда на фронте стало совсем тяжело, стали призывать и бывших «кулаков». И, если даже была на них какая-то вина, то на войне они искупили ее сполна.
А погубила Галку, как ни странно, улучшившаяся после войны жизнь и хорошая работа леспромхоза. Классический и печальный случай, когда человек рубит сук, на котором сидит. Причем понимать в данном случае надо буквально. Добротный лес был вырублен настолько основательно, что нечего стало заготавливать. Свернулось производство – угас и поселок. В 1960-70-е жители стали покидать насиженное место; последний житель уехал в 1976 году.
Через 30 лет потомки ссыльных установили на скале над Каквой мемориальную доску в память о репрессированных.
М. Демчук
P.S.: Тем, кто хочет знать об этом периоде нашей истории подробнее, советую обратиться к фондам нашей библиотеки и электронной версии книги
Натальи Паэгле «За колючей проволокой Урала».