Женщина зашла. 70 лет. Здоровенный фингал под глазом. Нос поврежден. Сын бьет. 33 года. Судя по всему, курит. Не работает. Живет на ее деньги. Женщина плачет: "Раньше-то хоть по лицу не бил! На вокзале ночую".
Несколько раз писала на него заявление. Бесполезно.
И вот сижу, ее слушаю, ищу решение, не хочу отпускать. Взял телефон сына. Нашел начальника участковых. Дал ей свой телефон. Нащупали еще несколько механизмов. Заступимся. Все решим.
Очень сильно меня эта ситуация задела. Считаю, что если сын поднял руку на мать, то эту руку можно смело отрубить.
И вдруг увидел, что наш разговор слушают еще три женщины. Мама Юры, нашего реабилитанта 2000 года, который уже вообще закалывался, а сейчас нормальный парень, работает, дочка родилась. Но маме его все знакомо и она до сих пор не отошла. А рядом сидит моя сотрудница, у который сын, обкурившись, вышел с пятого этажа. А они с бабушкой его поймали за ногу и несколько минут втаскивали обратно. А он даже самоубиться-то не собирался. Полетать хотел. И вот сам остался жив, а маму с бабушкой гнобит. Старухами делает и изгаляется. А рядом Лена наша сидит, у которой сын в 2002 умер от передозировки. Подперла руку щекой и молчит. Вот четыре женщины. Четыре истории.
А потом девчонка пришла. Квартира родителей была на Чусовском. Трешка. Отец, мать, ей пять лет и брату десять. И отец мать убил. Его посадили. Ее забрали одни родственники, а брата другие. Через год ее сдали в интернат. Когда она вышла, брат уже пришел из армии. Отец освободился и умер. Брат бухал и тоже умер. И от всей трехкомнатной родительской квартиры ей дали комнатку десять метров. Да еще и жить она там не может потому что соседка не пускает. И вижу, что на девчонку столько несправедливостей с детства обрушилось. Сидит. Плачет. А она эту квартиру родительскую вспоминает, потому что там было солнечно, тепло, родители молодые и папа маму любил.
А потом женщина пришла. Ее сын-нарколыга облил кислотой. Шрамы на лице. Глаз изуродован и не закрывается. Рука сгорела до кости. Все сохнет и очень больно. А сейчас сын сидит. Суда еще не было. И пишет ей письма, чтобы передачки несла. А у них квартира на двоих и он, когда освободится,туда вернется.
Решим.
А потом еще история. Девчонка жила в общежитии. Познакомилась с парнем, вышла за него замуж. Жили у нее в комнате, она его там зарегистрировала.
Оказался нарколыга. Познакомился с какой-то девчонкой молодой и свалил к ней. А эта нисколь долго не горевала, вышла замуж за хорошего парня, родила ребенка, и пять месяцев назад еще одного. Живут душа в душу. А того кретина посадили за кражу, и вот он освободился, и через суд восстановил право проживания в ее комнате. И сейчас, скотина, ходит, и говорит: "Дайте пятьсот тысяч и я откажусь". А они таких денег в глаза не видели, ну и просто обидно - с чего это вдруг? Но тут Сергей, наш юрист, включил голову, нашел зацепку, созвонились с прокуратурой. И нашли возможность отменить решение.
Я девчонку успокоил. И говорю: "Представляешь, как тебе повезло, что его малолетка увела?". А она на полном серьезе говорит: "А я как в церкви - всякий раз за ее здоровье свечки ставлю".
Так вот и живем.
Человек семьдесят на приеме было. А потом одна женщина зашла и говорит: "Женя, я на тебя обижена!". Я аж испугался: "Что случилось?!..» А она говорит: «А ты мне помог тогда, а еще обещал позвонить мне на восьмидесятилетие поздравить и не позвонил!». А я ей говорю: "Да я бы и позвонил, я просто не поверил, что вам восемьдесят исполняется. Вы выглядите гораздо моложе!"
Очень примитивно получилось. Но ей все равно приятно».
Рукопись книги «Личный прием» вычитываю
Иллюстрация в
анонсе: личная страница Евгения Ройзмана / Facebook