Много лет назад, в экспедиции, я зашел в огромную пустую церковь на окраине горнозаводского поселка. Народу не было, и меня встретил пономарь, здоровенный добрый парень, немного не от мира сего. Он узнал меня, обрадовался, схватил за рукав и потащил в алтарь. Вообще, меня в алтари всегда пускали, разрешали смотреть, трогать и фотографировать (у старообрядцев куда строже).
Но здесь священника не было, и вообще, никого не было, и неловко без спросу, без хозяина заходить в алтарь, но пономарь, как ребенок, тянул меня за рукав и уговаривал. Мы подошли к дьяконским вратам, он толкнул дверь и я увидел, что у стены, на полу, стоит большая житийная икона Георгия Победоносца. В невьянской иконописи Георгий - сюжет достаточно редкий, а со сценами жития не встречался мне ни разу.
И я зашел в алтарь, сел перед иконой в тишине и полумраке и стал рассматривать. Икона была писана по золоту в 1830-1840 гг., видимо, сразу была украшена серебряным окладом, потом, при советской власти, оклад ободрали, а икону бросили на чердаке ликами вверх и ее загадили голуби. С годами олифа, покрывавшая икону, от перепадов влажности и температур подернулась сеткой трещин, потом загустевшая олифа потянула за собой живопись, красочный слой начал трескаться и состоял уже из чешуек, а потом у этих чешуек стали задираться края и они держались самыми серединками...
Низ иконы сгнил в труху и был покрыт плесенью, а под ней, на полу лежал слой отпавших чешуек. И я понял, почему он тащил меня к этой иконе - она осыпалась прямо на глазах.
Я вышел, сел на крыльце и стал ждать настоятеля. Когда он приехал, я извинился, что заходил в алтарь без него и рассказал про икону. Он говорит: «Забирай. Надо завернуть?» Я говорю: «Нет! Если завернем, там потом нечего будет спасать».
Я подогнал машину, открыл багажник, постелил пленку, развернул одеяла, потом мы осторожно вынесли икону, положили ее сверху и я тихонечко не захлопнул, а закрыл багажник.
Когда я сел за руль, я сказал священнику: «Не ругайте пономаря, что в алтарь меня завел». Он говорит: «Не переживай, он понимает, кому можно».
Я говорю: «Батюшка, я отдарюсь». Он улыбнулся и говорит: «С Богом».
Ехал я осторожно, 50-60 км/ч. Старался, чтоб не тряхнуло. Очумел 200 км ехать с такой скоростью, с дороги позвонил в музей, открыли запасной вход, чтоб икону нести горизонтально, не наклоняя, подогнал машину, убедились, что ветра нет, осторожно перенесли икону и уложили на стол.
И началось все самое интересное. Реставраторы варили клей, заводили его шприцами в каждое вздутие, прихватывали, проклеивали и разглаживали каждую чешуйку, ставили грузы, убирали труху и плесень, обрабатывали разными составами, срезали сгнившую паволоку, потом сплачивали иконный щит, он наборный, из трех досок, и только потом, через год приступили к раскрытию.
Впервые, эта икона была показана, в 2010 году, как дипломная работа Ани, выпускницы реставрационного отделения училища им. Шадра.
Икона была укреплена, раскрыта и законсервирована.
И через восемь лет, за тонировки взялась наша Яна, реставратор следующего выпуска. А живопись там сложная, многодельная, с большим количеством утрат, но осталось достаточно зацепок для реконструкции. Там, где зацепок нет, никто изобретать и додумывать за автора не станет. Одна из сложностей заключается в том, что реконструкция обязывает реставратора соблюдать все технологии мастера.
И вот Яна уже год сидит над этой иконой. С утра до вечера, изо дня в день. И торопить нельзя.
Уже пятнадцать лет этой истории и когда она закончится, я не знаю.
Да, а священнику тому я потом машину подарил. А пономарь иногда в гости заезжает.
Иллюстрация в
анонсе: личная страница Евгения Ройзмана / Facebook