Классе в 8-9 я была в гостях у родственников, которые собрали вполне приличную – по советским временам – домашнюю библиотеку. В любом доме я прежде всего прилипаю к шкафу/стеллажу/полке с книгами. Прилипла и тут. И среди незнакомых корешков обнаружила – Этель Лилиан Войнич. О существовании «Овода» я тогда уже знала, но не из книги, а по старому фильму. Потому на «Овода» не отреагировала, а отреагировала на странное и красивое название «Сними обувь твою». То ли поэзия, то ли евангельское изречение. Так и оказалось. Бог сказал Моисею: «Сними обувь твою, ибо место, где стоишь, есть земля святая».
Войнич был 81 год, когда она написала эту книгу – последнюю. На самом же деле роман должен был бы начинать семейную историю Артура – будущего Овода, так как рассказывает о его предках. Но пути творчества извилисты и неисповедимы даже для самого творца. «Если бы меня спросили, почему я решила на склоне лет заняться давно умершими английскими предками итальянского бунтаря, которые были для него в лучшем случае лишь ничего не значащими именами, моим единственным ответом было бы, что я не могла иначе и знаю об этом не больше, чем о других сторонах процесса появления на свет детей человеческого воображения», - отвечала на вопросы писательница.
Печальная история молодой женщины: юность ее отравлена равнодушием матери и жестокостью отчима. Чтобы уйти из этого дома, она готова даже на замужество, хотя питает и физическое, и духовное отвращение к браку, мужчинам, любви вообще. Из нее вышла идеальная жена – умная, красивая, аристократичная, благородная, сдержанная, помощница мужу, прекрасная хозяйка… А за этим фасадом? Выжженная душа. Огроменное такое чувство долга и ответственности. «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас». Сказано в совсем другом романе и в другую эпоху, но этот закон вывела для себя и Беатриса. Молча нести свой крест – и чтоб ни одна душа на свете не увидела, как ты изнемогаешь под его тяжестью, а сердце кровоточит. Гордость почти сатанинская. Практически это поединок с Богом. Но гордость - единственная броня, которой она себя может укрыть. «Вас, Риверсов, страшно тронуть – того и гляди потечет кровь».
Всегда ровна, строга, справедлива и заботлива, и… и все. Проходит жизнь – без любви, без счастья. Каждый новый удар судьбы - смерть сына, свою неизлечимую болезнь, смерть брата - она принимает со свойственным ей молчаливым мужеством. И только накануне смерти ей дано понять и увидеть, что любовь все-таки существует. Мальчик Артур, приемный сын Беатрисы, и ее собственная дочь дали ей увидеть это чудо. (Родившаяся у юной пары дочь впоследствии станет матерью того самого Артура-Овода. Но это так, между прочим.)
По молодости я проглотила книгу целиком, «не жуя». Прорыдавшись и утерев сопли, открыла и перечитала снова. И потом возвращалась к ней много раз в особые для себя моменты. За сорок лет нашего знакомства – раз восемь-девять от начала до конца, и еще много раз отрывками. Почему? Потому что в хорошей книге в каждый возраст своей жизни находишь что-то новое, хотя текст практически уже выучен наизусть, можешь цитировать страницами, но видишь-то по-другому.
Да, книга учит мужеству и стойкости. Боец. Можно в разведку и все такое…
Но.
Жаль? Не то; жалеют слабых. Преклоняешься перед титаническим духом. Ничего себе «слабый пол»... Но теперь мне что-то мешает безоговорочно принимать все, что происходит в книге. Некое недоумение: как можно было обокрасть себя на целую жизнь? Добровольно отказаться любить, доверять, надеяться. Любовь причиняет боль – значит, вычеркнуть ее из жизни. Доверие обманывают – значит, нельзя никому верить. Не ждешь от жизни ничего хорошего – значит, несчастье не станет для тебя потрясением… Лекарство, которое хуже болезни. Жизнь продолжает наносить жестокие удары, только теперь у тебя нет никакой поддержки – ни близких, ни Бога, потому что ты от них отказался. И стоишь против всего мира – один...
Это все равно что, один раз зашибив ногу на пороге, на всю жизнь отказаться выходить на улицу. Воистину, «нет худших дураков, чем умные дураки». Но при этом – да, жаль; я люблю ее так, что почти ненавижу – за то, что вот уже сорок лет бессильно наблюдаю, как человек сам себя губит и не могу ничем помочь.
