У каждого сплава есть своя «фишка». Сколько их было, всяких – ручейковый, черемуховый, яблоневый, шиповниковый, подёнковый… Этот – бабочковый. Слова такого нет? Зато есть бабочки. Много бабочек. Очень много бабочек. Они везде – на дорогах, у реки, на листьях кустов, на цветах, они кружат над водой и трепещут крылышками возле луж…

Беленькие, трепетные, красивые такие… Согласно Брэму бабочки называются боярышницы. Увы. Вредители. Их гусеницы жрут яблоню, грушу, черемуху, шиповник, бруснику, боярышник (его «любят» меньше всего, вопреки названию)… Когда бабочка выходит из куколки, выделяется жидкость красного цвета. «Так как иногда она появляется в значительном количестве, то дала повод к басне о кровавом дожде, который, по мнению суеверных людей, предвещает всякие несчастья. Без всякого сомнения, бабочка эта стала реже встречаться, чем в прежние времена». Две поправки к Брэму: а обожранные плодовые деревья – разве не несчастье? Без всяких суеверий. А опасения, что «вредное насекомое может со временем превратиться в редко встречающееся, которое тщетно ищут собиратели коллекций», беспочвенны, потому что – вот оно, изобилие белянок.
Как-то о насущном думать не хочется, потому что красиво: «бабочек веселая метель».