Бежать на природу? А есть куда?

Людей все больше и больше стали волновать экологические проблемы. «Глобус» постоянно размещает статьи о состоянии наших рек, общая тема которых – «Зеленые реки Северного Урала продолжают убивать». И их таки убивают.

Людей на земле становится все больше, поведение их по отношению к окружающей среде все агрессивнее, идет борьба между человеком и природой, в которой побеждает сильнейший. Недаром писатель, ученый-зоолог, путешественник Бернгард Гржимек одной из своих книг (написанных еще в 1954 году!) дал название «Для диких животных места нет». Вопрос только в том, побеждает ли сильнейший – или безнадежно проигрывает битву, подрубая сук, на котором сидит? Что мы без живой природы?
Разливы нефти и отравление производственными отходами, химикаты и пожары, вырубки леса, «регулирование» водного режима и другая «хозяйственная деятельность» (точнее, абсолютно бесхозяйственная) уничтожают все живое. Реки – это же не только «аш-два-о». Можно наполнить ею резервуар водохранилища, но способен ли человек СОЗДАТЬ порхающих над водой стрекоз, шуршащую осоку, мальков у берега, парящего в небе коршуна, змеящиеся на дне водоросли, словом, ЭКОСИСТЕМУ? Уничтожить – да. Создать – вряд ли.
Мир реки – это многочисленные (когда-то) живые существа, населяющие ее берега и воды. И они тоже уходят – недостаточно заметные для Красной книги и совсем незаметные для нас. Потому что обычный человек, как правило, ленив и нелюбопытен, занят своими проблемами и порой даже просто не подозревает, КАКИЕ у него соседи – просто потому, что выбирается на природу в выходной пожарить шашлыки, а не «козявок» разглядывать.
А мне все больше хочется сбежать из пыльного города с вырубленными или жестоко обрубленными деревьями, с выжженными до соломы из-за постоянной «косьбы» газонами, с ревом и чадом машин – на природу, пока она еще есть, пока еще можно увидеть в ней маленькие чудеса, которых, боюсь, уже не видать нашим внукам и правнукам. Многие могут похвалиться тем, что наблюдали скрытую жизнь норки или «семейные сцены» из жизни птиц? А если и наблюдали… Первая реакция у некоторых – выпалить в это живое, «добыть». Инстинкт охотника. Много ему славы и проку от окровавленного комочка перьев, в который превращается утка… И ведь не с голоду. Часто – просто бездумно.
Когда-то дядя мой, Геннадий Серафимович Морозов, и сам был охотником. Это означало: любил с ружьем и собакой побродить по лесу. И с презрением и гневом говорил о браконьерах. Иногда приносил дичь, да. Но НИКОГДА не охотился летом, когда у всего зверья и у птицы подрастает молодняк. А что слышишь на реке сегодня? То тут, то там хлопают выстрелы. Утята еще не встали на крыло и абсолютно беззащитны. «Охотники» эти, с позволения сказать, нарушают все и всяческие правила охоты. Возможно, даже не подозревают об их существовании. Когда-то были охотничьи общества, членские билеты, лицензии, учет оружия, егеря и лесничие… Куда это все делось? Почему никто не наказывает за браконьерство? Время такое – полная безответственность и безнаказанность? Законы-то есть об охране природы, только никто не контролирует их соблюдение.

… А что утки?

Мне приходит на память книжка, которую я прочитала еще в детстве, над которой плакала тогда и которую помню до сих пор, хоть прошло полсотни лет. Вадим Федоров. «Летящие к Северу». Каких усилий стоит утке вырастить потомство, сберечь его; сколько опасностей поджидает молодняк, и далеко не всем удается дорасти до того момента, когда придет время перелета. 

«… Когда гага, расставив крылья, в несчётный раз пыталась клюнуть ворону, разбойница бросилась ей навстречу и, увернувшись от утиного клюва, крепко схватила маму за одно крыло. В следующее мгновение ворона потащила её за крыло в сторону. Гага, потеряв равновесие, беспомощно взмахивая вторым крылом, пыталась усидеть на месте. Но страшная ворона всё тащила и тащила.
Выбора у мамы не оставалось, и она, оставив гагачат, бросилась за вороной. А той только того и надо было. В ту же секунду, перепрыгнув через нападавшую гагу, ворона оказалась среди гагачат, которые от ужаса закрыли глаза. Р-раз! Р-раз! — вороний клюв, точно железный отточенный наконечник, обрушился на голову одного из утят. Это был Большой Ляп. Бедный Ляп — он даже не пискнул! Схватив его за шею, ворона кинулась в сторону, увернувшись от нового нападения несчастной матери.
Всё произошло так быстро, что никто не успел опомниться.
На считанные доли секунды оставила мама своих малышей, и вот их уже четверо, а страшная ворона скрылась в кустах с мёртвым гагачонком в клюве.
Гагачата были настолько ошеломлены, что выполняли приказания матери автоматически.
— Бегите за мной, дети! Она может вернуться!
Кубарем покатились гагачата за матерью… Казалось, их маленькие сердечки не выдержат и вот-вот разорвутся от напряжения.
Чипу даже чудилось, что сердце всё время старается выпрыгнуть у него изо рта, а он, боясь потерять сердце, всё время глотает, глотает, глотает его назад.
Никто не помнил, как добежали они до воды.
Море мягко подхватило их, и гагачата маленькими поплавочками запрыгали на волне.
Мама, почувствовав себя в родной стихии, быстро поплыла прочь от берега:
— Плывите за мной, дети! Она может вернуться!
Спустя несколько минут выводок находился на безопасном расстоянии от берега. И только тут мама-гага горько произнесла:
— Бедный Ляп! Бедный маленький Ляп!
— Он не вернётся, мама? — тихо спросил Чип.
— Нет, Чипик. Он больше никогда не вернётся и не будет с вами играть. Его больше нет.
— Совсем, совсем нет? — испуганно произнес Ябеда.
— Да, его нет совсем. Лучше вам побыстрее его забыть. Считайте, что его просто не было.
Притихшие гагачата плыли за матерью. Легко сказать — забыть Ляпа!
— Он был очень славный, наш Ляп, — шепнул Тяп.
— И такой огромный! — подхватил Чип.
— Он был моим лучшим другом, — вздохнул Ябеда.
— И нашим братом, — печально добавил Чап.
— Но он был замечательным другом, — сказал Ябеда.
— Он был таким сильным, наш Ляп! — это сказал Тяп.
— И был он преогромный, как гора! — вспомнил Чип.
— Ах, дети, дети! — вмешалась мама. — Наш Ляп был очень маленьким гагачонком, он был старше вас только на несколько часов. И он ещё ничего не успел совершить. Но ему сразу же не повезло. Не надо больше говорить о Ляпе, дети.
Гагачата замолчали и дальше поплыли молча. Вдали исчезал чужой утиный выводок, который, увидев случившееся, спешил уплыть подальше от берега. И мама тоже спешила увести своих детей подальше от острова, от страшного острова, на котором осталась ужасная ворона с железным клювом».

Как будто мало всего этого, к природным опасностям добавляется еще одна, самая страшная – ЧЕЛОВЕК, который мнит себя царем всего живого. И каким злым, жестоким, бездумным и недальновидным выглядит этот «царь».
«- … Мы должны встретить другие семьи гаг — мало ли что может случиться со мной. А если вы останетесь одни, кто защитит вас и обучит?
— А что может случиться с тобой, мама? — со страхом спросил Чап.
— Всё может случиться. Вдруг меня утащит орел или убьёт человек.
— А зачем человек убивает гаг?
— Не знаю, дети. Этого я никогда, никогда не могла понять и раньше. Не понимаю и сейчас. Мы ведь нужны человеку, чтобы давать пух. А пух он собирает с гнёзд. Но гнёзда делаем мы. И всё-таки он нас убивает!
— Наверное, он очень глупый, этот человек, — заключил Чип.
— И жестокий, — убежденно сказал Тяп.
— Нет, дети, просто человек — разный. Тот, который собирает пух, не убивает нас. Но есть люди, которым нет дела до пуха. Зато им нужно мясо. А все гаги — большие утки. И хотя мясо гаг жестко и невкусно, но его много.
— Что же нам делать тогда? — растерянно спросил Чип.
— Нужно бояться человека и улетать, уплывать, убегать от него прочь всюду, где вы с ним встретитесь.
— Значит, он такой же враг нам как ворона?
— Хуже, дети. Он опасней. Он хитрей. И он убивает издалека. Запомните об этом, дети.
— Хорошо, мама, мы крепко запомним, что человека надо бояться, — ответил за всех Чап».